Ушаков пытался отговорить эскимосов от этих поездок, просил не лечиться у шамана. У Кивъяны, первого силача на острове, как-то заболела спина. Скорее всего, это был радикулит. Доктор быстро вылечил бы эскимоса, но, как назло, он уехал в бухту Сомнительную. Кивъяна собрался к Аналько.
— Тебе еще хуже станет, — уговаривал Ушаков, — Подожди доктора.
— Доктор лечит медленно, а Аналько быстро. Я поеду.
Вернулся он через неделю. Был очень доволен.
— Как же тебя лечил шаман?
— Он поиграл на бубне и спел. Потом разрезал мне спину, вытащил оттуда что-то и съел.
— Спина больше не болела?
— Немножко болела. Я пил горячий чай и лежал под теплой шкурой. И вот все прошло.
— Почему же прошло?
— Аналько прогнал болезнь.
— Да пойми, Кивъяна, тебе надо было просто погреть спину. Аналько тут ни при чем. Я тоже могу так вылечить тебя.
Кивъяна обиделся. Он нахмурился, отвернулся к стене. Сказал недовольно:
— Ты думаешь, Кивъяна совсем глупый, ничего не понимает.
— Ну, покажи спину. Там должен быть шрам. Аналько ведь резал тебе спину.
Эскимос разделся. Никакого шрама на спине не было.
— Не резал он тебя, обманул.
— Нет, резал. Я чувствовал. Он шаман, он режет без шрама. Ты говоришь, как будто я не мужчина — ребенок маленький.
В конце концов эскимосы стали ездить к Аналько тайком от Ушакова. Или хитрили:
— Поеду к родственникам. Давно не виделись.
— Не к шаману?
— Ты что, умилек! Ты сказал — не ходи к шаману, я не хожу.
Но по лицу было видно, что дело не в родственниках.
— Пора с чертом кончать, — решил Ушаков, когда очередная упряжка направилась на север. — Ивась, запрягай, поедем и мы.
— А как с ним кончать?
— По дороге придумаем. Неужто черт со своими Аналько умнее нас?
К ярангам они подъехали в темноте. Ушаков сделал Павлову знак.
— Тише. Подождем здесь.
Они подошли поближе к ярангам. Слышен был бубен, пение.
— Что он поет? — шепотом спросил Ушаков. — Я плохо разбираю.
Павлов почти уткнулся в стену. Даже приподнял шайку над ухом.
— Не пойму, — пробормотал он.
В это время Аналько прекратил пение и стал кричать.
— Ага, — оживился Павлов. — Заклинает черта. Зовет тугныгака. Откликнись, кричит, я зову тебя.
Ушаков сильно ударил остолом по стене. В яранге кто-то вскрикнул, это был голос женщины. Наступила тишина. И снова заговорил Аналько.
— Что теперь?
— Зовет черта.
Ушаков опять ударил по стене. И еще раз.
— Ну?
— Рассказывает им о своей беседе с чертом. Говорит, черт сообщил: летом к острову подойдет большая байдара. Пароход, значит.
— Я сам сообщил об этом.
— Черт обещает не посылать сильного ветра. Он сказал Аналько, что умилек, вы то есть, даст много товаров. И что он вас не будет купать в воде, не станет насылать болезни.
— Ох, знает, старая лиса, что я выздоровел и берегу почки.
— У Кивъяны появится новое ружье…
— Пройдоха!
— Тише, тише… Песца поймают в этом году мало. Черт не хочет подгонять к капканам песцов. Одному Аналько много пригонит.
— Ну, хватит. Сейчас мы устроим спектакль под названием «Черт и Аналько, или Разоблачение старого шарлатана».
Они влезли в ярангу. Эскимосы остолбенели.
— Что же вы не здороваетесь? Чай пили? Сказки рассказывали?
— Да-да-да, — заторопился Аналько. — Сказки. Будешь слушать?
— Ты мне, наверное, про черта придумаешь. Как он ударил сейчас в стену яранги.
Эскимосы переглянулись, уставились на Ушакова.
— Сначала один раз ударил, потом два раза. Было такое?
— Ум-милек, — Кивъяна даже заикаться стал от удивления. — Откуда ты знаешь?
— Я — тугныгак.
— Ты?!
— Конечно. Если не верите, я повторю все, что говорил черт.
— Ты можешь? Кай!
— Да, я — черт. Слушайте. Летом к нам придет большая байдара. Не будет сильного ветра. Умилек даст много товаров, он не заболеет. Так?
— Кай! Ты слышал черта.
— Я сам — тугныгак. Разве не пообещал от моего имени Аналько, что у Кивъяны появится новое ружье? Разве я не дам Аналько много песцов, а вам — мало?
— Он говорит, как черт. Но ведь ты умилек, а не черт.
— Черта придумал Аналько. Он обманывает вас. О пароходе ему известно от меня. Ветер не станет слабее. Кивъяна вполне обойдется старым ружьем, оно еще хорошее. А песцы… Я знаю, почему Аналько хорошо ловит их, а вы плохо. Он умеет менять приманку. Я научу вас, и вы будете ловить много песцов.
Аналько сидел, низко опустив голову.
Вдруг засмеялся Кивъяна:
— Аналько. Умилек не даст мне ружья. Давай свое. Черт обещал, ты говорил.
Остальные эскимосы тоже смеются:
— Перепутал черта с умилеком. Наверное, у него ветер свистит в ушах.
— Мало дал тугныгаку сосисок. Сам половину съел. Черт обиделся и наказал Аналько.
Смеясь, Тагъю берет бубен, бьет в него. Кивъяна надевает оленьи рукавицы. Он поворачивается то вправо, то влево, поднимает руки вверх — зовет черта. Изображает в танце все, что происходило в яранге. «Стучит» в стену, «разговаривает» со злым духом…
— Аналько, — говорит после танца Ушаков, — Завтра мы поедем в бухту Роджерса. Соберем всех эскимосов. Ты расскажешь, что нет никакого черта.
Аналько курит трубку, глаза его полузакрыты. Чуть-чуть дрожат пальцы. Такого позора в его жизни еще не было. Как сказать людям, что ты обманываешь? Если бы не умилек, он что-нибудь придумал бы, вывернулся… Умилек все знает.
— Я расскажу, — глухо произносит шаман. — Ты так хочешь?