— Они продержатся, Павел Григорьевич. А следующим летом мы обязательно будем у них.
«Ставрополь» пополнил запасы угля и отправился во Владивосток. Была холодная, мглистая осень. Часто штормило. В свободное от вахты время Миловзоров угощал Красинского чаем собственной заварки. Они мало разговаривали, а если и начинался разговор, то только об Ушакове, о поселке в бухте Роджерса.
В один из таких дней в каюту капитана принесли радиограмму.
«Срочно. Красинскому. Немедленно сообщите соображения посылке остров Врангеля зимнее время самолет или экспедицию на собаках. Арктическая комиссия».
Самолеты? Ведь приближается полярная ночь. И как можно пройти пролив Лонга на собаках? Красинский не понимал, откуда взялись столь рискованные проекты.
Наверное, в Москве считают, что люди на острове Врангеля нуждаются в срочной помощи.
С приближением зимы совсем захандрил доктор Савенко. Он не скрывал, что мечтает об одном: расстаться наконец-то с островом.
Мало осталось на складе сахару и жиров.
Появилась цинга. Почему-то околели две ездовые собаки.
И снова эскимосы потянулись к шаманам. Зарокотали в ярангах бубны. Шаманы «вызывали» духов, «разговаривали» с чертом, «лечили» от разных болезней.
Шаманов на острове было четыре. Аналько, самый популярный. Тагъю и два его брата — Етуи и Кмо.
— Многовато шаманов-шарлатанов, — жаловался доктор. Ему они мешали лечить эскимосов.
— Ваши конкуренты, — посмеивался Павлов. Он видел, что у доктора плохое настроение, и старался разговаривать с ним в шутливом тоне. — Шаман может вызвать духа болезни, поговорить с ним. А вы? Сунете градусник, постучите по ребрам, дадите проглотить горькое лекарство. Эскимосу страшно. И на бубне вы не умеете играть, не поете. Хотите, сделаю вам настоящий, шаманский бубен?
— Вы все смеетесь. Мне не до смеха. Я лечу, эскимос принимает лекарства и зовет в ярангу шамана. Потом шаман заявляет, что болезнь прогнал он.
— Вся слава ему, да? И шаман не отказывается от платы за работу. Значит, он что-то делает, трудится. После того как поговорит с духами, валится на пол без сил.
— И мне прикажете дергаться, как полоумному?
— Не сердитесь, доктор, на мои шутки. Эскимос всю жизнь провел в соседстве с шаманом. Привык к нему, к его заклинаниям. Суеверия не исчезают вмиг.
— Надо утихомирить шаманов. Особенно Аналько разошелся. Это жулик высокого класса. Лечу я как-то Агык, у бедной женщины от полусырого мяса все время боли в животе. Лечение медленное, нужна диета, нужно лекарства пить в строго определенные часы. Дело идет к выздоровлению. И тут муж Агык, ему лечение показалось очень уж долгим, зовет к своей жене Аналько. Тот ставит диагноз: от Агык отлетела тень. Вы слышали нечто подобное?
— Приходилось. Со своими тенями у эскимосов сложные отношения. У каждого человека их пять. Когда человек умирает, тени уходят от него. По одной в год. И превращаются в злых духов. Представляете теперь, сколько разной нечисти окружает эскимосов? Надо все время ублажать духов. Или, на худой конец, пугать.
— Неужели эскимосская нечистая сила пугается?
— Еще как. Если громко бить в пок, в надутую нерпичью шкуру. Вылить возле яранги перегоревший в светильнике жир.
— Тысяча и одна ночь, Ивась. Прямо не знаю, как бороться с этой чертовщиной. Придумали же такое — отлетела тень?!
— Обыкновенное для эскимосов дело. За тенями охотится черт, враг человека. Нет тени — нет здоровья. Вот и зовут шамана, чтобы он помог возвратить тень. Аналько справился с этой задачей?
— В два счета.
— Я таких фокусов видел немало.
— Самое обидное, приход шамана совпал с концом лечения. Женщине стало лучше. Вот и докажи, что не шаман, а диета, лекарства вылечили эскимоску. Может, и вправду мне надо учиться бить в бубен, а? Больше будет пользы, честное слово. Поиграю, спою — дам лекарства. Заговорю духа, верну тень — и поставлю горчичник.
— Э-э, доктор, у вас нет фантазии. Смогли бы вы, например, предупредить заболевание ребенка, который не родился?
— Что за чушь?
— Вот именно. Вам помешают стать шаманом здравый смысл и знания. А неграмотный Аналько может все. Может сказать, где лежат моржи, где пройдут киты. Может заставить моржей выйти на берег. Способны ли вы на это?
— Шутки шутками, а лично мне шаманы надоели. Георгий Алексеевич — начальник острова, и пусть прекратит эту шаманоманию.
— Приказ не поможет, доктор. Только повредит.
Ушаков давно присматривался к шаманам. Аналько среди них самый опасный. Разговаривает негромко, никогда не повышает голоса и не спорит, но всегда получается, что последнее слово — его.
Если на сородичей Аналько поглядывал свысока, то с Ушаковым держался почтительно.
— Я эскимос, плохой человек, мало знаю. Ты, умилек, умный, ты все можешь, — При этом он заискивающе смотрел Ушакову в глаза. — Георг Аксеч, не пей этот чай. Тебе свежий сделаю. Старый мы выпьем.
— Я особого чая не пью, — отвечал Ушаков. — Какой вы, такой и я.
— Нельзя, ты начальник. Ты большой человек. Начальнику всегда лучше надо.
Наверное, подхалимничать он научился на американских судах, на которых плавал в молодости. Там матроса, да еще эскимоса, держали в черном теле. Приходилось льстить начальству.
— Клади вещи на мою нарту, умилек, — приставал перед поездкой куда-нибудь Аналько. — На легкой нарте лучше ехать будешь. Начальник один, нас много.
Пока Аналько жил в бухте Роджерса, он остерегался шаманить. Если и звучал его бубен в ярангах, то в дни болезни Ушакова. Но вот Аналько перебрался на север и заявил, что хозяин той части острова — черт тугныгак — слушается его. Эскимосы поверили. Они ездили к Аналько, по их просьбе он беседовал с чертом, «лечил» от всех болезней.