К борту подходит байдара, в нее грузят посылку с острова Врангеля — моржовое мясо. Гребец, худой и бедно одетый, жадно посматривает на него. На берегу — эскимосы, они сразу узнали Ушакова.
— Кай! Ты вернулся! Мой сын Кивъяна жив? Инкали сыта и здорова?
Ушаков рассказывает об острове, о богатой охоте. Эскимосы похлопывают по бокам ладонями — вот здорово! Жаль, что они тогда не поехали.
Из портфеля Ушаков достает пачку фотографий. Буря восторга! Радостно смеется, хлопает в ладоши мать Кивъяны. Какой здоровый сын, какая хорошая на нем одежда!
— Все так одеты. У всех есть мясо, мука, табак, сахар.
— Можно нам туда?
— Можно. Я поговорю во Владивостоке, чтобы вас отвезли на остров Врангеля.
Наконец эскимосы успокаиваются, вспоминают о подарках. Они отрезают по ломтю мяса и тут же едят его. Взвизгивают голодные собаки. Их отгоняют, но потом тоже угощают мясом.
Ушаков поднимается на холм. Там несколько могильных крестов. Маленькая могилка, обложенная дерном. Ушаков стоит перед нею несколько минут, кладет на землю пучок цветов с острова Врангеля, Они, конечно, завяли, но это неважно. Цветы — привет от Павлова и его жены.
Седьмое октября. «Литке» подходит к Владивостоку. Бегут к пристани люди, на набережной останавливаются трамваи. Гудит «Литке». Знамена, красные флаги, громкие крики… Закончен рейс. Объятья, поцелуи, поздравления. Ушакова качают. Это пострашнее, чем качка в Северном Ледовитом океане.
Сойдя на берег, Ушаков торопится на телеграф. Пишет телеграмму в адрес Арктической комиссии при Совете Народного Хозяйства СССР. В ней сказано: «Готов немедленно отправиться Северную Землю для исследований и — зимовки…»
Прошли-пробежали неумолимые годы. Десятилетие за десятилетием заслоняло, отодвигало в прошлое события на острове Врангеля, подробности других арктических экспедиций. Была война, Великая Отечественная. Стране, воюющей с фашистами, понадобилось много нефти, и Ушаков занимался ее разведкой в Башкирии. Была пора восстановления народного хозяйства после изгнания гитлеровских захватчиков, и Георгий Алексеевич организовывал поиски полезных ископаемых, необходимых для быстрого развития государства.
Совет по изучению производительных сил страны, Научно-исследовательский институт геофизики, Президиум Академии наук СССР — много дел, важных для страны и науки, выпало на долю Ушакова, но чаще всего они были далеки от Севера. Последняя экспедиция с его участием отправилась не в холодные моря, не в высокие широты, а далеко на юг, в жаркую Бразилию — ученые наблюдали там полное солнечное затмение. И последнее место работы — Институт мерзлотоведения — не дало возможности попасть в приполярные страны, хотя было с ними связано.
Так получалось, так складывалась судьба — не всегда человек волен распоряжаться собой.
Теперь — пенсия, заслуженный, как говорится, отдых. Москва. Дом полярника, квартира на шестом этаже.
Июльский, немного душноватый вечер. На Суворовском бульваре цветут липы, их нежный запах плывет в теплом воздухе, льется в окна.
Соседи Ушакова, как и он сам, по многу лет провели в Арктике. На полярных станциях, в экспедициях — летных, морских, сухопутных.
Они известны всей стране, их именами названы арктические острова, заливы, горные пики и океанские впадины, мощные ледоколы и северные поселки.
Но большинство из них не может уже, как некогда в молодости, упаковать однажды рюкзаки или чемоданы, доехать до портов Мурманска, Архангельска, Владивостока, взойти по качающемуся трапу на борт парохода и отправиться на зимовку, в рейс для изучения льдов, течений.
Возраст… Болезни… У Ушакова пошаливает сердце, страшными головными болями изводит гипертония, отрывает от рукописи будущей книги.
Теперь самое дорогое у бывших полярников — воспоминания о любимой Арктике, воспоминания об экспедициях, о зимовках на островах, на дрейфующих льдинах.
И счастливы они, если остался у них в Арктике товарищ, которому можно послать весточку.
«Здравствуй, Нанаун! Здравствуй, дорогой друг!»
Георгий Алексеевич сидит за большим письменным столом в своей комнате. Здесь все напоминает о прошлом, о Севере. Фотографии, рисунки, книги. Череп моржа с двумя изогнутыми клыками. Огромный, чуть ли не в метр диаметром, глобус. Он стоит на полу, и Арктика — макушка глобуса — всегда на виду.
Ушакову уже за шестьдесят.
Тридцать лет, даже больше, прошло с тех пор, как покинул Георгий Алексеевич остров Врангеля. А Нанаун так и живет там, охотится на моржей, ловит песцов.
«Здравствуй, Нанаун! Здравствуй, дорогой друг! Ко мне зашел товарищ перед своим отъездом на остров Врангеля, и я пользуюсь случаем, чтобы послать тебе привет.
Делаю это с большой охотой, так как, по его словам, ты еще помнишь меня. А ведь каждому приятно, что где-то на краю земли есть друг, который иногда тебя вспоминает, и что есть, чем вспомнить далекие годы. Вместе с тем мне грустно, потому что из всех переселенцев, уехавших со мной на остров Врангеля, остался ты один… И теперь мне часто кажется, что я отчетливо слышу голоса всех друзей, когда вспоминаю нашу жизнь».
Ушаков прикрывает глаза ладонью.
«Умилек! Компани! — это голос умирающего Иерока. — Я привез тебе песца. Он твой».
Другой голос. Он принадлежит верному помощнику Иосифу Мироновичу Павлову. Они плывут к острову Врангеля, разговаривают в каюте. Ушаков мечтает подружиться с эскимосами. Павлов говорит: