Начальник острова Врангеля - Страница 13

Мотор… Сейчас не до него — снабдить бы переселенцев самым необходимым. Грустно было смотреть на их имущество, когда они грузили его на пароход. Грязные истертые шкуры, ржавое оружие. Бедняки. У Етуи нет ружья. Кивъяна без яранги. На всех один вельбот, одна байдара, полсотни патронов да полторы упряжки собак.

— Пока поживем без мотора, Иерок. Но через несколько лет у эскимосов будет мотор. Обязательно будет. И мы поохотимся с тобой.

Иерок выбивает остатки табака из трубки. Табак с пеплом летит в холодные волны.

— Нунивагым палигвига, — говорит Иерок и ежится на ветру. — Так эскимосы называют этот месяц. Месяц сбора съедобного корня нунивака. А потом будет палигвик, месяц увядания. Зима скоро, умилек, придут метели.

Иерок сплевывает за борт и уходит с палубы.

Ушаков снова идет по пароходу. Собаки, гремят цепями, заглядывают ему в глаза. Ушакову очень нравятся эти собаки — умные и трудолюбивые лайки.

— Нунивагым палигвига, — Георгий Алексеевич с трудом выговаривает эскимосское название августа. Ему нужно быстро выучиться языку эскимосов.

Через полчаса Ушаков сидит в своей каюте, в гостях у него врач Савенко и Павлов. Вместе с Савенко он забрасывает Павлова вопросами о жизни эскимосов.

— Поживете немного с ними и сами все увидите. Потерпите.

— Я уже теперь должен многое понять, — серьезно говорит Ушаков. — Ивась, это просто необходимо.

— Хорошо, — сдается Павлов, — Я постараюсь. Расскажу, что знаю.

— Хотя бы такое… Для начала, пусть мелочь… — Ушаков откидывается на лавке. — На берегу я заходил в яранги. Видел, кипятят воду для чая. Но стоило воде закипеть, в нее бросали камень. Зачем?

— Эскимосы обычно не дают воде закипать. А если она вскипела — считается, хозяйка, недоглядела, — в котел бросают кусок снега или холодный камень. Вот и все!

— Ясно про чай. Теперь…

— О медицине эскимосской не забудьте, — перебивает Савенко. — Я бы даже просил начать с нее. Согласитесь, Георгий Алексеевич, это очень важно.

— У-ух, — Павлов расстегивает ворот рубашки, — Давайте о медицине. Доктор, я вижу, сгорает от нетерпения; Я от этой эскимосской медицины здорово пострадал. Инкали, теща моя, так лечила, что меня отстранили от работы в школе.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Савенко и снял очки. Похлопал светлыми ресницами, водрузил очки на нос. — Какое отношение имеет ваша уважаемая теща к школе?

— Сейчас узнаете. Эскимосы, как и все смертные, болеют. Тут они ничем не отличаются от нас. А вот объясняют эти болезни, лечатся… Скажите, доктор, отчего у человека болит живот?

— Причин может быть много. Отравление например. Или язва желудка.

— Выходит, вы в медицине не разбираетесь, с точки зрения эскимосов. Если болит живот, в этом виноват злой дух Аксялъюк. А другой злой дух, Агрипа, делает так, что больно колет в боку. Еще один дух, Кийутук, специализируется на туберкулезе. Эскимосы, они этому верят, болеют по двум причинам: либо прицепился злой дух, либо наслал болезнь шаман.

— Черт с ними, с духами и шаманами. Лечатся, лечатся-то они как?

— Одно очень крепко связано с другим. Раз болезнь наслал шаман, значит, и изгнать ее может только шаман. Надо идти к нему. А с духами поступают иначе. От злых духов защищает «наюгиста» и «агат».

Павлов оглядел каюту Ушакова взял со стола коробочку из кости.

— Вот «наюгиста». Обычно это старая вещь. Какая-то поделка из кости, бусы, наконечник отслужившего гарпуна. Как только они превращаются в «наюгиста», сразу же начинают защищать человека от злых духов и насылаемых ими болезней. За это «наюгиста» обмазывают жиром и кровью убитого зверя.

— Удивительно, — развел руками Савенко, — Мистика, средневековье. Я, право, не уверен, смогу ли конкурировать с такими наюг… наюга… наюгистами. А если кого-то вылечу, неужели меня тоже обмажут кровью и жиром?

— Не знаю, — засмеялся Павлов. — Эскимосы просто не имели дела с настоящими врачами.

— Та-а-ак, — протянул Савенко. — Хорошо. Предположим, этот ваш «наюгиста» проглядел, не защитил от болезни. Тогда что?

— Тогда наступает очередь «агата». Это тоже какой-нибудь предмет, но необычный. Например, череп моржа с тремя или четырьмя клыками. Такие встречаются. Или камень особой формы. «Агат» берет болезнь на себя. Знаю это по собственному опыту. Когда я ушиб ногу, Инкали достала свой «агат» — копыто горного барана, — погрела его над лампой и приложила к больному месту. А потом дула на копыто, как бы сдувая перешедшую на него болезнь.

— И за это вас отстранили от преподавания?

— Нет, в другой раз. Я заболел воспалением легких. Это серьезная болезнь, и она уже требует жертвы — «ныката». Жертва приносится богу. Эскимосский бог, видимо, не очень разборчив, его вполне удовлетворяет кусок байдары, вельбота. И еще эскимосский бог слабоват глазами. Поэтому «ныката» обвязывают красной тряпкой, выносят на улицу и поднимают повыше, чтобы бог заметил жертву. Иногда, очень редко, в жертву приносят собаку. Вот у меня… Я был без памяти, и Инкали убила собаку. А меня обвинили в шаманстве, сняли с работы. Правда, ненадолго. Разобрались быстро, что я не виноват.

— С вашей тещей надо держать ухо востро, — заметил доктор.

— Она замечательная женщина, — вырвалось у Павлова. — Я давно уже живу с эскимосами. И должен сказать вам, что эти люди достойны самого глубокого уважения. Они, конечно, наивны, неграмотны, верят в духов и шаманский бубен, но их надо понять.

— Да, понять, — согласился Ушаков. — Но сначала — узнать. Вот и помогите, Ивась.