— С тобой поеду. Мне сказали, ты зовешь эскимосов на какой-то большой остров. Поедем.
— Подумай хорошо.
— Кончил думать. Буду собираться.
Эскимос спустился в байдару, погреб к берегу. Миловзоров улыбнулся в усы.
— Что я вам говорил, Георгий Алексеевич?
— Вы великий психолог.
— Теперь согласятся и другие охотники, вот увидите.
Действительно, еще несколько семей решило перебраться на остров Врангеля. Они не долго раздумывали, когда узнали: Иерок, один из лучших охотников, и Ивась — Ивасем эскимосы звали учителя Иосифа Мироновича Павлова — отправляются с Ушаковым. Так среди переселенцев оказались Таян, Етуи, Кмо, Тагъю, Кивъяна и Нноко. На мысе Чаплина к ним присоединились семьи Палю, Анъялыка и Аналько.
Ушаков сначала не хотел брать с собой Аналько.
— Ты, говорят, шаман?
— Шаман, шаман, — подтвердили другие.
— Нам не нужны шаманы.
— Он хороший шаман, — сказал Палю. — Самый лучший.
— Пусть остается.
— Тогда поезжайте без нас, — уперлись чаплинцы, — Мы поедем только с ним.
Ушаков посовещался с Павловым. Шаман, конечно, им ни к чему, но и терять три семьи не хотелось.
— Только на острове шаманить нельзя, — сказал Ушаков Аналько. — Там будет другая жизнь.
— Умилек, я немного, совсем немного буду шаманить. Буду помогать тебе.
— Мне? Ты думаешь, я верю шаманам?
— Ты не веришь, а эскимосы верят, — хитро прищурился Аналько.
— Давай договоримся так. Забудь про шаманский бубен.
— Ты — умилек. Ты — главный, — важно сказал Аналько, — Буду тебя слушаться.
Но в глаза Ушакову он не смотрел.
Ладно. Надо отучить Аналько от шаманства. Полярная ночь длинная, что-нибудь можно придумать.
На пароходе было теперь двенадцать семей охотников. Вместе с ними бедное их имущество.
Быстро удаляется берег. Вскоре туман закрывает его.
Пароход нагружен до предела. Он идет на север, покачиваясь на небольшой мертвой зыби.
Внутри его, около огнедышащих топок, кидают и кидают лопатами уголь кочегары. Тела их блестят от пота, лица покрыты угольной пылью. Им жарко. То один кочегар, то другой хватает широкий медный чайник с водой. Кочегарам кажется, что жарко везде, что на всем белом свете нет уголка, где сохранилась бы прохлада.
Но на палубе «Ставрополя» люди мерзнут. Они постоят немного у борта и торопятся в теплые каюты.
На небе ни одного просвета. Капитан хмурится: облака закрывают солнце, мешают астрономическим наблюдениям. Холодная морская вода, холодный ветер, мутное небо и серая волна… Льдов пока нет.
Ушаков неторопливо обходит пароход. После многих дней напряженных сборов он отдыхает. Но отдыхает только тело, не голова. В ней — словно рой снежинок — кружатся вопросы, один важнее другого.
Где выбрать место для поселения, на каком берегу?
Как лучше наладить жизнь шестидесяти человек?
Удастся ли запастись мясом до зимы?
И самое главное: какие они, эскимосы? Если он не поймет их, если они не поверят ему, — ничего не получится из переселения на остров. Правда, еще надо добраться до этого острова. Вся надежда на Миловзорова.
В рубке матрос, поглядывая на компас, медленно перебирает ручки большого рулевого колеса. Павел Григорьевич Миловзоров, увидев Ушакова, на секунду отрывается от вычислений и снова склоняется над картой. Она покрыта его карандашными пометками. Каждый час приносят в рубку данные о глубинах и температуре воды. Капитан тихонько напевает в усы. Видимо, все идет как надо.
— Откуда мы все-таки будем подходить к острову? — спрашивает у него Ушаков.
— Все зависит ото льдов, — отвечает Миловзоров, — Как они прикажут. А льды…
Капитан почему-то внимательно смотрит на небо.
— Видите? Утки летят. На запад.
— Пусть себе летят, — усмехается Ушаков. Он понимает, что капитан неспроста заговорил о птицах.
— Это хорошо, Георгий Алексеевич, что они летят. Утки нас уму-разуму учат. Подсказывают обстановку.
— Что же они сказали вам, эти утки? — Ушакову нравится уверенность Миловзорова, его успокаивающая рассудительность.
— Не так уж мало утки говорят. Птицы обычно добывают себе корм у плавающих льдов. И если они летят от берегов Америки, то, выходит, льдов у тех берегов нет. И прямо по нашему курсу тоже нет. А вот западнее… Скорее всего, ветер прижал льды к острову Врангеля. Придется нам с ними повоевать.
Миловзоров провожает глазами большую стаю уток.
— Что поделывают ваши эскимосы, товарищ начальник острова Врангеля?
— Чаи гоняют. По-моему, это их самое любимое занятие.
— Да чем им еще тут заниматься, на пароходе? Спать да чаи гонять. Пусть отсыпаются. И вам бы надо как следует отдохнуть.
Ушаков выходит из рубки. Ветер заставляет его застегнуть куртку. С кормы доносится раздирающий душу вой. Собаки. Жуть.
Сто собак Ушаков купил в бухте Провидения, да еще собаки эскимосов… Они не дают пассажирам «Ставрополя» соскучиться. Лают, визжат, воют с раннего утра до позднего вечера. В больших деревянных клетках мычат быки, хрюкают в загончике свиньи. Не пароход, а настоящий зверинец.
И еще на палубе — гидроплан, крепко прихваченный канатами. Около него дежурит летчик Кальвица со своим механиком.
У борта стоит Иерок. Старый охотник покуривает трубку, ветер вырывает из нее искры. Иерок задумчиво смотрит в море. Там, далеко-далеко, виден фонтан кита.
— Умилек! Если бы у эскимосов был вельбот с мотором, они бы всегда добывали мясо. С мотором легко догнать и убить самого большого кита.