И это октябрь, начало арктической зимы, начало полярным волшебствам!
Лишь люди, никогда не пересекавшие Полярный круг, могут утверждать: там, за Полярным кругом, — безжизненная, застывшая арктическая пустыня.
Все наоборот! Когда Ушаков плавал в Тихом и Атлантическом океанах, когда бороздил на судах Средиземное, Японское моря, вот тогда думал он о пустыне. Теплой, мягкой, ласкающей взгляд, но — безжизненной по первому впечатлению.
А в Арктике, летом, конечно, жизнь полна, бурна, многоголоса. Тысячи птиц кричат на скалах, носятся над водой, около льдов, заполняют береговые лагуны. В море — тюлени, моржи, морские зайцы, стада белух. Видел Ушаков и фонтаны китов.
Белые медведи, песцы, лемминги… Дикий олень… Полярные совы…
Все живое торопится за считанные недели произвести потомство, набраться сил, накопить жиру, чтобы потом отправиться в далекое путешествие на юг или достойно встретить полярную ночь.
Этих картин не забыть никогда.
Но разве лишь необычной красотой своей, бьющей через край жизнью в летние месяцы, своеобразием полярной ночи дорога Арктика Ушакову?
Главное — трудная и захватывающая борьба, преодоление тех неимоверных трудностей, на которые Арктика особенно щедра, победы над собой и над суровой природой.
В одном из походов за Полярным кругом, когда единственной дорогой была узкая полоска на крутом склоне, когда нарты то застревали, то неудержимо сползали к крутому обрыву, когда только вдвоем с Урванцевым удавалось вырвать упряжку из плена ледяных глыб — было двенадцать километров такого пути, а поклажи оказалось не меньше четырехсот килограммов на каждые сани, — и тогда не повернули назад, хотя, казалось, наступил предел человеческим силам, хотя не могли уже идти собаки и пришлось самим чуть ли не на руках тащить сани.
Этой ночью в палатке Ушакову снилось, что он застрял между скалой и льдами, что сейчас будет обвал и его раздавит, сомнет… Он проснулся в холодном поту, не понимая еще, что с ним и где он. А рядом скрипел зубами, беспокойно ворочался осунувшийся, заросший щетиной Урванцев…
Так давались походы по нехоженым землям. Так шли они от одной победы к другой. Ежедневный риск, обжигающие морозы, пропасти, припорошенные снегом трещины во льду, холодные морские ванны, завалы торосов… И — радость открытия! Великое удовлетворение, которое не могли притушить ни усталость, ни слепота, иногда настигавшая путешественников в этом краю сверкающих под солнцем снега и льда, великое счастье: еще одним «белым пятном» в Арктике меньше, еще одна загадка разгадана, еще одна крупица добавлена в копилку знаний об Арктике.
«Время летит, — снова пишет в ночной тишине Ушаков далекому Нанауну, — прошло много лет. Я состарился. Да и ты уже не молодой. Жизнь — и моя, и твоя — прошла в борьбе за Арктику, и мне кажется, что мы оба можем быть довольны результатами, так как трудились честно и делали все, что могли. Теперь идут новые, молодые люди. Они с новыми силами и новыми средствами продолжат то, что мы начали много лет назад. Можно пожелать им только успеха…»
Пусть молодые так же упорно, так же настойчиво осваивают, изучают Арктику, как и они в свое время. Сколько там дел — на побережье, на островах, в самом Ледовитом океане — для любознательного, пытливого, не боящегося трудностей человека! Сколько тайн! Арктика далеко еще не покорена, не обжита. Она не стала теплее, приветливее и безопаснее. Надо помнить о ее суровом характере, надо быть готовым к большим испытаниям, и тогда все получится, все сбудется. Лишь одно уже не удастся никому и никогда — открывать архипелаги, шагать по каменистой земле, на которую до этого не ступал никто.
Ему удалось — так было во время походов по Северной Земле, в пору высокоширотной экспедиции на «Садко».
Сразу после острова Врангеля, после трехлетнего пребывания за ледяной стеной, Ушаков отправился в следующую экспедицию, в самую главную, как потом выяснилось. При высадке на маленький островок в Карском море — полярники назвали его Домашним, там был их дом, их основная база — ему вручили солидное удостоверение. В нем говорилось:
«Георгий Алексеевич Ушаков назначается начальником Северной Земли и всех прилегающих к ней островов со всеми правами, присвоенными местным административным органам Советской власти.
Г. А. Ушакову предоставляется, в соответствии с законами СССР и с местными особенностями, регулировать охоту и промысла на вверенной ему территории и вывоз и ввоз товаров, а также устанавливать правила въезда, выезда и пребывания на Северной Земле иностранных граждан».
Был он начальником острова Врангеля. Стал в 1930 году начальником Северной Земли. Но если в первый раз он хоть немного знал о своих подмандатных владениях, то во второй… Легко, конечно, отстукать на пишущей машинке: «назначается… со всеми правами… предоставляется устанавливать правила…» А что представляла собою Северная Земля и прилегающие к ней острова — тогда было известно, наверное, только северному быстрому ветру и незаходящему летом солнцу.
«Регулировать охоту и промысла». Да кто там мог охотиться, заниматься промыслами? «Устанавливать правила въезда, выезда и пребывания на Северной Земле иностранных граждан». Они сами-то не могли попасть на эту Землю, пароход не пробился к южной ее оконечности, вот и пришлось высаживаться на островке, в десятках километрах от желанной суши. Иностранцы… Встретились, безусловно, но были это четвероногие посетители, без паспортов и других документов, громадные белые медведи, которые не признавали государственных границ, бродили в арктических просторах, принадлежавших и Советскому Союзу, и Америке, и Швеции, и Норвегии, и Канаде.