Георгий Алексеевич смотрит на ноги. Они босые. И Павлов выскочил из палатки босиком. А мороз — не меньше двадцати градусов.
Они бегут к палатке, суют ноги в теплые еще спальные мешки. Анакуля уже икает от смеха.
— Беги еще, фотку буду делать, все будут видеть.
— Да-а, Георгий Алексеевич, — говорит Павлов, растирая ступни. — Со стороны выглядели мы… Посудите сами, разве нормальный человек побежит в мороз босиком?
— Так то нормальный, Ивась. А мы — охотники. Нам нужно подкормить собак мясом.
— Вас медведь испугался, — веселится эскимос. — Такого человека не видел — нога красная…
И снова три упряжки идут берегом острова Врангеля, щелкает за спиной Ушакова велосипедный счетчик. Утесы мыса Уэринга. Мощные, великолепные обнажения порфиров. Еще один камешек летит в мешок. После черно-серых глинистых сланцев, преобладающих на острове, приятно смотреть на коричневые порфиры утеса. И сам мыс выглядит красиво. Поднялся высоко над морем, изрезан волнами — в нем арки, гроты, а наверху башни, балконы…
Коса Бруч. Галька со снегом, плавник, следы белых медведей. Ушаков рисует очертания косы. За ней неоглядное пространство льда. Георгий Алексеевич идет от берега в море, доходит до огромной льдины. Высота ее сто двадцать восемь метров. Чуть ниже мыса Уэринга. А насколько красивее. Глыба льда нежно-голубого цвета.
— Умилек! — слышит он издалека.
Раздается выстрел.
Надо возвращаться на берег. Там еще одна упряжка. Аналько. Он заметил их, объехал утес и теперь приглашает в гости. Вот так. Теперь можно быть далеко от бухты Роджерса, от поселка и попасть в ярангу на чай. Как хорошо, что эскимосы расселились по острову. Вся суша — их родной дом, обжитая земля…
Сколько кружек он уже выпил? В яранге — Аналько, его немногословные соседи Тагъю и Етуи. Север суров, он выковывает характеры твердые. Здесь не услышишь: я счастлив увидеть тебя, мне приятно с тобой побеседовать. Северный человек коротко поздоровается, пригласит к очагу, накормит, уложит спать. Чаще всего — без лишних слов. Так и сегодня. Но глаза говорят то, что не слетит с языка.
— Что слышно от черта тугныгака?
Аналько подхватывает шутку:
— Заболел. Не выходит из яранги. Жалуется — никто не боится его.
— А не говорил черт, что у меня важное дело к Етуи?
Все смотрят на Ушакова. Шутит он сейчас или говорит серьезно?
В самом деле, важное у Ушакова к Етуи поручение. Он должен выполнить просьбу Анъялыка.
«Некому мне шить штаны, — жаловался Анъялык. — Некому следить за жирником. И детей рожать некому».
Он просил Ушакова найти ему жену.
Была на острове одна девушка, дочь Етуи. Кто ни сватался, не шла замуж. Не соглашался отец. Согласия дочери или сына зскимосы не очень-то спрашивают. Отец все решает. Нет отца — слово за братьями. Нет братьев, дядя скажет «да» или «нет».
Етуи жалел дочь. На материке понравился ей эскимос, который пас оленей в тундре. Олений человек. Такой человек нужен в яранге охотника, добывающего морского зверя. Самое вкусное мясо — оленье. Самая лучшая одежда — из оленьих шкур.
В первый год на острове Врангеля девушка тихо плакала, вспоминала своего пастуха. Теперь, заметил Ушаков, девушка поглядывает на Анъялыка. Можно посватать ее.
Придется умилеку стать сватом. Анъялык сам бы мог прийти и попросить девушку в жены. Но он боится рисковать. Он надеется, что Ушакову не откажут.
«Умилек, Етуи возьмет от тебя подарки, отдаст мне дочь».
Утром Ушаков идет в ярангу Етуи. Тот понимает, почему умилек захватил с собой оленью шкуру, табак, красивый поднос, голубые бусы. Понимает, но делает вид, что принимает просто гостя. На подарки вроде бы не обращает внимания. Нельзя нарушать обычай сговора. Сейчас будет чай, будут разговоры о посторонних вещах.
— Я пришел, — начал, стараясь следовать обычаю, Ушаков.
— Ты пришел. Что видел на небе?
— Мало облаков. Можно спокойно ехать на охоту. Как твоя охота в этом году, Етуи?
— Пятнадцать песцов поймал. Пора ехать к тебе на склад, брать товар. Патроны брать, муку. Есть мука?
— Все есть. Твои собаки не болеют?
Етуи оживился. Он любил собак и любил поговорить о них. Рассказал Ушакову целую историю о том, как одного пса из его упряжки собаки искусали до смерти. Так и думал — умер пес. А он день пролежал в стороне, приполз к яранге. Отъелся, затянулись раны — и снова в драку.
Ушаков откашлялся.
— Етуи! Ты знаешь, у Анъялыка нет жены. У тебя есть дочь. Анъялык смелый охотник, он уже добыл двадцать песцов. Он хорошо стреляет нерпу, моржа, он много берет товаров на складе. Но пусто в его яранге. Нет жены, нет детей, некому подарить бусы. Он смелый и сильный на охоте, а в своей яранге скучает, плохо ест. Такая жизнь не нравится ему. Плохо спит Анъялык.
Етуи сидит с каменным лицом и молчит.
— Отдай свою дочь Анъялыку. У них будут дети, твои внуки. Оставить подарки, Етуи?
Обычай таков: если подарки остаются, сговор состоялся. Если отец молчит, надо собирать подарки и уходить.
— Ну, оставь, — соглашается Етуи, — Пусть лежат.
Ушаков смахивает со лба пот. Ну и работенка — сватать невесту. Легче проехать на нартах сто километров.
— Пусть приезжает Анъялык. — Етуи наконец-то оборачивается к дочери и спрашивает ее: — Ты хочешь?
Это больше для Ушакова вопрос. Етуи сам все решил. Девушка смущенно улыбается, краснеет и опускает голову.
— Хочет, хочет, — отвечает за нее Етуи. — Анъялык будет жить здесь. Ты говоришь, он хорошо охотился в этом году?