— Больше плавника нет. До воды дошел. Плохая земля.
Как до воды? Ведь это коса. Коса должна соединяться с берегом. Ушаков медленно обходит ее. Со всех сторон она окружена морем, покрытым молодым льдом. Значит — остров.
Они открыли новый остров! Первое географическое открытие!
Ушаков в честь этого события стреляет в воздух. Скорее бы устроить эскимосов и приняться за главное дело — обследовать Землю Врангеля.
А эскимосов открытие не очень-то волнует. Остров и остров, пусть будет так. Их больше интересуют медведи. От нанука, подстреленного по дороге сюда, ничего не осталось.
Что ж, следующий день они посвятят охоте. Ушакову хочется, чтобы эскимосам понравилось тут.
— Поедете еще раз на север?
— Поедем, умилек.
— Дорога вам известна, пора ездить без меня.
— А с тобой лучше, — отвечает Кивъяна.
Нет, так не пойдет, нельзя же быть нянькой у эскимосов.
— Ты ведь мужчина, Кивъяна. Неужели боишься заблудиться?
— С тобой лучше, — упрямо повторяет Кивъяна и почему-то оглядывается.
Ушаков тоже смотрит по сторонам. Никого, кроме них, нет.
Мрачные тучи быстро летят над землей, серая мгла подбирается с севера. Ветер режет лицо.
— Плохое место, — Кивъяна плюет под ноги. — Тут живет злой дух.
— Почему ты решил?
— Так, — отвечает Кивъяна.
— Так! Так! — поддерживают его остальные эскимосы.
Этого еще не хватало — духов!
— Без тебя, умилек, сюда не поеду, — твердо говорит Кивъяна.
Завыли, засвистели метели. Все меньше света в дневное время, все длиннее ночь — как будто кто-то добавляет и добавляет в небо черной краски.
Около яранг намело сугробы.
Море сковал лед.
Ветер злится, ищет щелки в стенах дома, на чердаке. Он срывает с земли снег и бросает его в лицо человеку, рискнувшему выйти на улицу.
Приближается полярная ночь. Улетели почти все птицы. Вот уже солнце в последний раз выглянуло из-за горизонта — показало краешек оранжевого диска и спряталось.
Только в новом году увидят теперь люди солнце.
В тихий час на небе играют сполохи северного сияния. Дивный, свет — то зеленый или матово-белый, то желтый или палевый — переливается над головой. Красиво, очень красиво, но почему-то немного не по себе после этой безмолвной музыки.
Ртутный столбик на градуснике опускается уже до отметки минус тридцать пять. Тридцать пять градусов мороза! Летит ворон, за ним тянется в воздухе белый след. Это замерзший мгновенно пар от дыхания ворона.
Зима.
С нею пришла первая беда.
Эскимосы реже и реже выходят охотиться. Они не отъезжают далеко от дома, а это значит, что добычи не много.
Трудно эскимосам приживаться на новом месте. Страшно. Чужая земля.
Только Иерок ничего не боится.
Вместе с Ушаковым ездит на север, где почти всегда есть добыча. Бывает, соберутся с ними и другие эскимосы, но стараются не отходить от Ушакова, держатся поближе к палатке, мешают охотиться.
Так не добудешь достаточно мяса для людей, для собак.
Лучше уж промышлять вдвоем с Иероком. Вдвоем они всегда привозят тушу медведя, и тогда в ярангах слышен смех ребятишек, звонкие голоса женщин.
Но разве прокормишь одним или двумя медведями целое поселение?
Есть еще два смелых охотника — Скурихин и Павлов. Скурихин обосновался на западной стороне острова, там и живет. До него далеко. А Павлов стал заместителем Ушакова. Он всегда остается в поселке, когда умилек уезжает.
Вот и сейчас Ушаков в походе, вместе с Иероком. Они убили одного медведя, но этого мало. Надо убить хотя бы трех. Можно убить — очень много медвежьих следов. Только держатся звери ближе к морю, а там после шторма взломало лед.
Медведю купание в море — ерунда, у него слой жира сантиметров шесть-семь. Охотникам купаться в ледяной воде ни к чему.
Нужно найти зверя на берегу.
— Свежий след! — кричит через час Ушаков.
В снегу огромные вмятины. Можно опустить в дыру ногу, и еще останется место. Ну и лапка у этого зверя!
— Так не надо делай, — просит Иерок, — Не наступай. Медведь узнает, что ищем его, уйдет.
Ушаков послушно обходит след, ему не хочется огорчать друга. Они торопятся за недавно прошедшим медведем, но следы приводят их к морю.
Дальше не пройти. Молодой лед — тонкий. Видно, что в нескольких местах он разломан — не выдержал тяжести медведя.
Приходится начинать все сначала.
И второй, и третий, и четвертый след выводят их к морю. Все ясно: где-то там, у чистой воды, медведи охотятся на нерпу.
Сидят охотники на берегу, посасывают трубки. Настроение неважное. Только даром теряют время.
— Будем хитрить нанука, — решает Иерок.
Эскимос сует трубку за пазуху, достает с нарт жирный кусок нерпы. Из плавника разводит костер.
— Смотри нанука, — говорит Ушакову, — Нанук услышит нерпу, придет сюда.
Потрескивают в огне дрова, шипит и шкварчит нерпичий жир. Легкий ветерок с берега уносит запах нерпы в море.
— Идут! — Ушаков напрягает глаза, вглядывается во мглу и замечает, как по льду торопится к ним целая медвежья семья. Мать и два годовалых медвежонка. В каждом, наверное, килограммов по сто весу.
Охотники прячутся, готовят оружие. Но медведи до берега не доходят. Они останавливаются неподалеку — на куске старой льдины.
Десять минут, двадцать… Звери не спешат к людям, играют или просто лежат. Три смутных пятна. По меньшей мере, полтонны мяса.